ДЕТИ  ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ.

С первого марта американцы начали молниеносную месячную войну с Ираком. За ходом боевых действий мы с Анитой следили по телевизору. По поводу войны у обоих мнение одинаковое – она не нужна и опасна.

- Погибнут чьи-то дети, - говорю я.

- И чьи-то внуки, - добавляет Анита с высоты своего возраста.

Вечером смотрим новости по четвёртому каналу. Директор информационного журнала Эмилио Фэдэ рассказывает о Саддаме Хусейне.

- А какой национальности этот Садам, такой злой? Американо или руссо? – забрасывает Анита «мину»-вопрос и попадает прямо в цель.

Я «подрываюсь» на «мине» сразу и только усилием воли не «извергаюсь», но внутри  у меня всё кипит. Онемев от возмущения, смотрю на неё и соображаю, что же ей ответить:

«Сказать американец или русский – поверит безоговорочно». И я нахожу другой ответ:

- Итальянец! – бросаю я «боеприпас» и вижу, что и я не промазала!

- Вот дела! Итальянец! – бабуля тоже не остаётся равнодушной к этой характеристике.

Голова её начинает покачиваться, взгляд уход куда-то вверх, сквозь потолок. Она надолго задумывается.

Я пугаюсь. Как бы эта мысль не увела Аниту далеко за собой туда, откуда нет обратной дороги. Где её потом буду искать, чтобы извиниться за мою глупую шутку.

- Садам не «американо» и не «руссо», он «иракено».  А хороший он или плохой, это как посмотреть…

Я попыталась объяснить бабуле мою точку зрения на  текущий политический момент, его связь с мировой экономикой, в общем, и американским бензином, в частности.

 

ЕЩЁ НЕМНОГО О «ХОЛОДНОЙ» ВОЙНЕ.

По телевизору передают прогноз погоды:

«В Лондоне +15, в Париже +18. Даже в Москве + 13, необычно тепло для этого времени года и для этого города, который почти весь год покрыт снегом».

Холодная весна. Собираюсь на прогулку с бабулей, одеваю её потеплее. И  себя не забываю.

На улице часто слышу один и тот же вопрос:

- Но ты не должна мерзнуть! Вы же привычные к холоду!

У многих представление о нашем бывшем Союзе, как о единой Сибири, с вечной мерзлотой проходящей по его государственной границе.

- Вот такая я неправильная, всё время мёрзну! –  к третьему или четвёртому вопросу нашла я «остроумный» ответ.

 

 

ПРОИШЕСТВИЕ.

Холодный весенний понедельник. Сидим на кухне вдвоём. Включён телевизор. Я готовлю обед и посматриваю на Аниту. Она греется у батареи отопления на низкой табуреточке, дремлет, и приоткрывая глаза, как курица, посматривает на меня. Так мы с нею  и живём с обоюдным интересом.

Вдруг вижу в углу у бабули началось шевеление, здоровая рука  поднялась и, как в замедленной съемке, покачиваясь  начала ловить ножку стола.

- Куда бежим? – интересуюсь я, угадав её намерение.

- В туалет, - объясняет больная, и добавляет, - только я хочу пойти туда сама, опираясь на костыль. Я должна научиться передвигаться и не зависеть от других.

Костыль большой и тяжёлый, ей он уже не по силам. Из педагогических соображений я не стала переубеждать Аниту, а наоборот, провожая в туалет, поддержала её:

- Правильно! Дело хорошее. Учиться никогда не поздно. Но сначала нужно выучиться и сдать экзамены ни право вождения костыля, а потом водить его самостоятельно, - мы нередко прибегали к иронии в нашем общении.  

Дружно идем в туалет  я, она и трёхногий костыль.

- Оставь меня одну. Я хочу посидеть немного, - просит Анита.

Нормальное человеческое желание. Я оставляю её. Да и у меня перед обедом все минутки на учете. Вернулась на кухню, убавила звук  телевизора, продолжаю  готовить обед и прислушиваться к  её сигналам. Вдруг слышу, из туалета раздаётся звук, не характерный для этого места. Срочно бегу туда и вижу страшную картину: на полу  длинной туалетной комнаты лежит больная. Везде видны пятна крови. Анита подняла голову, из носа течёт кровь, голова покачивается, но глаза смотрят осмысленно «Помоги!» Лицо, руки и ноги в крови. Рядом с головой лежат два каких-то кусочка белой кости. От ужаса происшедшего я не знаю, за что  взяться, с чего начать, что делать. Бегаю вокруг неё и причитаю:

- Почему? Почему меня не позвали?

В голове рой вопросов, на которые мне никто не даст ответ:

«Как её поднять? За руки нельзя. Они у неё выходят из своих мест в плечах. Не дай Бог оторву их».

«Что за кусочек кости валяется у лица? Голову раздробила? Больную нельзя оставлять на холодном полу. Нужно перетащить её  на диван».

Подхватываю её за плечи платья, волоку в зал. Затаскиваю на диван. Худая Анита оказалась мне по силам.

Прошу пошевелить ногами и руками. Шевелит.

- Где болит? – спрашиваю её, вытирая платочком  раны.

- Нигде,  – отвечает  она, как-то пришепётывая и в нос.

Прошу показать зубы. Да, так и есть! Во рту не хватает двух зубов из вставной челюсти. Своим видом она напоминает мне её семилетнюю внучку Аврору. Продолжаю осмотр. У больной сломан нос, поцарапана рука и нога. Из-за плохой свертываемости крови из этих царапин вытекло много крови, которой хватило вымазать всю ванную комнату. Голова цела. Те кусочки на полу туалета, наверное, зубы.

Приношу Аните мокрый платок на нос, обрабатываю и перевязываю раны.

- Что произошло? – спрашиваю её.

- Я хотела тебе сделать сюрприз, выйти из туалета сама. Поднялась, но,  запутавшись  в банных ковриках, упала лицом на биде.  Попыталась подняться, используя костыль, но  он подвернулся, и  я   рухнула вдоль всей комнаты. Вот и руки  поцарапала об него.

«Хороший сюрприз мне сделала. Кто знает, что скажут на это твои дети».

К этому времени мы обе немного успокоились. Я перестала реветь и причитать. Анита даже головой не трясёт. Лежит на диване очень довольная, прикидывает: уж сегодня, точно, все дети придут её навестить и посочувствовать. Начинает давать мне команды:

- Сходи, позови Эманнуэлу.  Я слышу, что она уже пришла с работы, по телефону разговаривает.

Пытаюсь возражать, защищая младшую невестку как хозяйку дома, у которой перед обедом дел навалом. Но свекровь непреклонна:

- Позови!

Спускаюсь вниз на первый, вернее по-итальянски, на земляной этаж, где живёт младший сын с семьёй.

- Эмануэлла! Поднимись, пожалуйста, наверх, - прошу её.

- Что случилось? – Эмануэлла недовольна. Ей нужно приготовить обед к приходу мужа и сбегать за дочками в школу. Но, увидев моё, расстроенное лицо, тревожно спрашивает -  ей опять плохо?

- Нет. Она сегодня упала.

- Упала? Где?

- В туалете.

- А! – тон голоса меняется в третий раз, с тревожного - на раздраженный. - Небось, попросила тебя выйти?

- Да! Именно так и было! – отвечаю я удивлённо.

- У меня она тоже начала так делать.

Эмануэлла поднимается наверх к свекрови. Она первая из парада  сочувствующих родственников, на который рассчитывала Анита. После нескольких вопросов на брешанском диалекте, невестка начинает орать на свекровь по-итальянски:

- Теперь научилась ходить? Вот и лежи с поломанным носом! Как она мне надоела! Для чего мы тебе компаньонку взяли? Всё! Я ухожу! Не хочу её видеть! Позвони сейчас же Валентине, – говорит она мне и, обращаясь к свекрови, язвительно добавляет, - а без зубов ты даже моложе выглядишь!

Эмануэлла уходит. Я не первый раз присутствую при таких разговорах на повышенных тонах, но привыкнуть никак не могу. Слишком грубо младшие разговаривают со старшими.

Иду к телефону, но меня из зала окликает Анита:

- Не звони Валентине. Сейчас опять орать начнёт. Как родилась орущей, так пятьдесят лет и орёт.

- Моя дорогая сеньора! – говорю ей. – Как я могу не звонить, когда произошло такое!

Валентина, старшая дочь, разговаривает только возмущённым тоном:

- О Господи! Снова! Когда уже она уймётся! Лучше бы она себе голову сломала! Ладно! Сегодня вечером после работы зайду, -  обещает Валентина.

Возвращаюсь в зал и передаю ей слова дочери. Анита кивает головой и говорит:

- Сейчас Риккардо придёт. Он  уже приехал с работы на обед. Я слышу как он внизу разговаривает.

И точно! Через время на лестнице раздаётся топот шести ног. Вернее двух ног и четырёх ножек. Пришёл самый младший сын Риккардо со своими двумя дочками. Риккардо у Аниты самый ласковый:

- Что ж ты мама! Надо же думать своей головой! Почему Веру не позвала?

- Бабушка! – просит младшая Аврора, - покажи зубы.

Анита показывает беззубый просвет.

- И у меня тоже нет зуба, - говорит Аврора. – Мы с тобой похожи.

- У меня зубы «вырастут» к субботе, - говорит Анита, рассчитывая на поход к стоматологу, - а у тебя, не так скоро.

- Папа, а у меня когда зубы вырастут? - спрашивает обеспокоенная девочка.

- Вырастут, не переживай, - улыбается отец, - может не так скоро, как у бабушки, но вырастут сами.

Сын посидел с мамой, поговорил и ушел. Ему после обеда  нужно возвращаться на работу. Анита довольна. Даёт мне очередную команду:

- Позвони Онореле. Скажи ей, чтобы пришла посмотреть, что Анита утворила. 

Онорела – старшая невестка, самая душевная. С нею можно говорить долго-долго, сколько душе угодно. Разговор с нею мне напоминает музыкальный стиль рондо, или простым языком говоря: «Наша песня хороша, начинай сначала». Звоню Онореле, та отвечает, что о происшествии уже знает от племянниц, придёт навестить свекровь после обеда. Послеобеденный разговор с любимой невесткой затягивается на час. Анита очень довольна – она ведь никуда не торопится.

Вечером приходит старший сын Антонио с четырнадцатилетней дочерью Франческой. Антонио, с высоты своего здоровья внушает маме, что она уже никогда не научится ходить.

Я сижу за спиной Аниты и на  это заявление, им обоим,  делаю большие глаза.

Франческа, пытаясь смягчить прямолинейность отца, уточняет:

- Без помощи других, - и переводит разговор в другое русло, - бабуля! У нас завтра карнавал будет. Тебе и краситься не надо, ты уже разукрашена. Как твой костюм называется?

- Арлекина! – отзывается на шутку довольная Анита.

На следующий день, вне графика,  в гости приходят подруги и жены братьев Аниты. Братья умерли, а их жёны не забывают золовку. Анита им всем рассказывает всё с самого начала:

«Шёл, упал, очнулся – гипс».

Нет! Не так. У неё было вот как:

- Хотела сама выйти из туалета, но запуталась в ковриках, упала лицом на биде, поломала нос, выбила зубы…

- Приняла биде, - смеются подруги, - успела и нос помыть, и зубы почистить.

Вечером приезжает дочь  Валентина. Оценивает её внешний вид и говорит:

- С поломанным носом она ещё не ходила. Руки ломала пять раз, ребро было сломано, а вот нос – в первый раз. Но в жизни всё нужно попробовать. Ладно! – заключает она, - в пятницу едем к врачу. С утра примите душ. Мама, только не так, как биде! Понятно?

- Это уж  как получится, - отвечает   мать.

Перед сном посещаем туалет. Бабуля тужится, но выдавить из себя не может ни капли.

- Иди, приготовь постель, - говорит она мне, - а я посижу немного.

- Чао! И будет как в тот раз! – смеюсь я. - Вы сбежите куда-нибудь!

- Нет! Баста! Набегалась я уже. Никуда отсюда не сдвинусь.

Каждое утро бабуля смотрит на себя в зеркало:

- Как будто муж побил.

К субботе синяк вокруг разбитого носа приобретает желто-коричневый цвет.

После завтрака собираемся выйти на прогулку. Одеваю Аниту, на шею наматываю шерстяной зелёно-коричневый шарф. Выходим на улицу в час пик – все женщины бегают по магазинам, делают покупки. Заметив её, поворачивают в нашу сторону переброситься парой слов:

- Анита! Как дела? Как самочувствие? Смотри-ка, а шарфик-то тебе к лицу!

Вечером мы обе готовы к воскресному дню. Приняли душ. На голове  бигуди уже высохли. Наряды, исходя из погоды, подобраны.

Укладываю Аниту спать.

- Удобно? – спрашиваю её, расправляя одежду на стуле.

- Да, - говорит она и добавляет, - смотри как ждет тебя муж. Как раскрыл руки, в ожидании.

Я недоуменно поворачиваюсь к ней. С головой у неё все в порядке, мыслит и разговаривает она адекватно.

«Какой муж? Какие руки?»

Слежу за её взглядом. Она смотрит на будильник, где он размахнул свои  стрелки  на девять пятнадцать вечера.

- А, да! – понимающе улыбаюсь я, - хочу надеяться, что именно так он меня и ждёт, – и добавляю, - нам на свадьбу друзья подарили часы, стрелки которых показывали двенадцать.

 

ПАСХА 2003 ГОДА.

В тот год  Пасха православная  совпала с Пасхой католической. Об этом я узнала от моих коллег, таких же  сиделок - «бадантов» как и я. Мои соотечественницы с Западной Украины всегда более подкованы в этих вопросах.

За неделю до этого события, мне были известны намерения многих моих подруг пойти в это воскресенье  на службу.

- Петя! Может и мы сходим  в это  воскресенье в церковь? – спросила я мужа при очередных телефонных переговорах. – Может и мы что-то пропускаем, не посещая её? Давай начнём ходить и слушать, о чём там говорят!

- Давай пойдём. Вера, а ты уверенна, что тебе это будет интересно? - задал встречный вопрос  муж, зная мой характер.

- Я постараюсь вникнуть, - уверила я его.

На том мы и порешили.

- В это воскресенье будет торжественная служба в русской церкви, - со знанием дела говорила одна моя знакомая Люся, в прошлом, кстати, геолог с высшим образованием.

Когда она начинала говорить о том, что Бог создал Землю, мне всё время было интересно узнать, это им на лекциях по геологии говорили, или где в другом месте?

Итак, подошёл мой очередной выходной. С утра я поднялась пораньше, чтобы привести себя в порядок. На улице весна и можно одеться понаряднее: юбка, колготки, пиджак со свитером, туфли, причёска, косметика и парфюмерия, серебро в уши и на шею. После спортивного костюма и домашних тапочек рабочей недели я сама себе кажусь графиней, собирающейся на бал.

Пришло время поднять и приготовить к передаче родственникам мою подопечную больную Аниту.

- Какая  ты красивая! -  оценивает меня она.

- Спасибо! – отвечаю  ей, - а сейчас пойдёмте одевать к празднику Вас.

Через час Анита умытая, накормленная и нарядно одетая, уже сидела на диване и ждала свою любимую старшую невестку.

Велосипедом доезжаю до Палаццолло. Его оставляю у Валентины, перебрасываюсь с ней парой слов и  бегу на вокзал, чтобы сесть на поезд на Брешью. На перроне уже стоят мои коллеги, такие же счастливые  и нарядные.   

В Брешьи на вокзале  меня встречает мой  Пётр. Мы дружной толпой идём в церковь. Это оригинальной архитектурной постройки культовое сооружение взято в аренду  русской православной церковью. Своим небольшим фасадом, украшенным белыми резными колоннами и статуями святых, оно смотрит на городскую улицу. Но внутри здесь поразительно просторно.  Церковь полутёмная и холодная, ещё не успела прогреться после зимы.

Началась служба. Все скамейки церкви были заняты.  Большую часть пришедших составляли женщины, с платками на голове. «А я забыла об этом»- подумалось мне, и стало неловко.

Люди вокруг повторяли слова молитвы. Священник, там далеко в глубине, вёл службу. Я ничего не слышала и не понимала о чем речь, но попыталась сосредоточиться на нужной теме. Вспомнила молитву моей бабушки Анны: «Отче наш! Иже еси на небеси!» дальше этих слов дело не шло. Но, зато нахлынули воспоминания, как молилась моя бабушка Богу. Как рассказывала ему о событиях, которые её волновали. Как спрашивала совета у него. Если случались вечера, когда она, уставшая после прошедшего дня, ложилась в кровать без молитвы, то она со вздохом,  все-таки, вставала и  шепотом рассказывала Богу о всех проблемах дня. Я лежала в кровати  смотрела  на неё и слушала. В подростковом возрасте у меня появилась потребность вести дневник, беседовать с ним и доверять ему все мои тайны. Этому меня научила моя бабушка.

Первые пятнадцать минут у меня ушли на воспоминания.

Вторые пятнадцать минут я рассматривала стены церкви. Да! Приход, по всей видимости, не богатый. Стены пустые. Не то, что те церкви, которые указаны в туристических проспектах, по которым ходим мы. Там есть на что посмотреть!

Я начала скучать. Спросила у соседки справа:

- Как долго ещё продлится служба?

- Ну, ещё часа два, - ответила та.

- Петя! – толкаю мужа в бок и спрашиваю шёпотом, - ты как? Проникся?

- Нет.

- Говорят, что ещё часа два всё это продлится.

- Да ты что!? -  ужасается он.

- Бежим? – предлагаю я.

И мы бежим.

А на улице весна! Солнце! День чудесный!

Деревья покрыты нежной зеленью. Цветы на клумбах радуют и восхищают взгляд своим разноцветьем. Зёленое хозяйство города не зря деньги получает.

 Я такая красивая! Почему, правда, народ не оглядывается, не знаю.

Мужчина, что рядом со мной,  просто загляденье! И мы говорим   о городе, о весне, о нем и обо мне, и последствиях, отсюда вытекающих.

- Я на сегодня договорился с ребятами. С двух до четырёх в нашей комнате никого не будет, - сообщает мне муж к теме о нем и обо мне.

В городском парке на улице Делле Милле, как всегда в воскресенье, уже заняты все лавочки.  Народ с пасками и вином отмечает весенний праздник. Увидели знакомых.

- Вера, Петя! Идите к нам!

Нас пригласили к столу, вернее к лавочке, что служила столом. Мы не отказались, внесли нашу денежную долю и влились в общий разговор. А разговор шёл о бабках, дедках, у которых работаем и их детях. В общем, как и раньше, в хорошие времена  на рабочем междусобойчике - о работе.

Рядом, слева и справа, расположились такие же компании с едой, вином и общим разговором. Где-то уже начали танцевать, где-то петь. Женщины, что сидят с больными людьми по домам, эти выходные ждут с нетерпением.  Для них  каждое воскресенье это радостный праздник.

За группками женщин со стороны наблюдают молодые мужчины. В основном это марроканцы или албанцы. Они знают, что ищут. Среди этой веселящейся толпы есть работницы самой древней профессии. Этим работницам и праздник не праздник, а самые настоящие суровые трудовые будни.

Вот ещё один, кому не отдыхается в праздничный день – молодой индус, продавец цветов. У него в руках красивые красные бутоны роз. Он ходит от группы к группе и предлагает всем купить это произведение природы.

Одна подвыпившая бабёнка задумчиво посмотрела вслед прошедшему продавцу, потом сделала шаг в сторону в такой же кондиции мужика, повисла у него не шее и зашептала что-то на ухо. По тому, как последний взглядом просверлил  спину продавца, стало понятно, чего хотела бабёнка. Мужик, нашарив по карманам  необходимую сумму, догнал продавца и купил у того бутон розы. Потом вернулся, вручил бутончик женщине со словами:

- Долг платежом красен!

- Нет проблем! – ответила довольная бабёнка. 

Полдень перевалил через свою половину. Обед подошёл к концу. На всех лавочках  запели песни.

Мы прощаемся с друзьями и благодарим их за  компанию. У нас по программе праздник души  переходит в праздник тела. Едем на квартиру к пакистанцу Назиру, где снимает койко-место Пётр.  Здесь меня знают, я частый гость  в этом доме. А так же, во времена смены работы, и койкосниматель.

Назир купил квартиру, по сходной цене, в подвальной части дома. Кто-то ранее выкупил у  домоуправления половину подвала, провёл там ремонт и переоборудовал его под жильё.

Кухню расположили в просторном гараже, за железными дверями. На этой кухне, по выходным,  всегда сидели до пяти пакистанцев и смотрели свои видеофильмы с песнями и танцами их, довольно упитанной молодёжи.

Наши два часа пролетели быстро.

Я осматриваю знакомую мне комнату. Везде сумки, сумки, сумки. Столика уже нет. Его заменила шестая двухэтажная  кровать. В углу семейная пара отделила себе занавеской пространство. На подоконнике, под потолком, стаканы с зубными щетками, бритвы, косметика, зарядные устройства, пластмассовая бутылка с бутоном розы.  На стульях - газеты и кроссворды. Из обстановки  добавился платяной шкаф для постояльцев. Семь спальных мест, по славянскому обычаю, аккуратно заправлены. На этот нюанс я бы и не обратила внимания, если бы не увидела комнату  пакистанцев напротив. Там, на полу, лежали грязные матрасы без простыней и  такие же подушки без наволочек.

Хотя в комнате мужа большинство  жильцов составляют мужчины, полы здесь моются каждый день, о чем гласит вывешенный график дежурств.

Воскресная программа выполнена до конца. Все долги отданы. Я уезжаю из Брешьи к моему месту работы.

В Палаццолло  захожу  забрать мой велосипед и повидаться с Валентиной. На мой звонок калитку открыла одна из подруг, что была к этому времени в гостях. Валентина на кухне кормила больного. За столом сидели ещё четыре женщины. Я не смогла даже поздороваться с обществом, потому что  наша знакомая Люся беспрерывно рассказывала о своей несравненной дочечке. Я поприветствовала всех жестом и, так же, спросила у Валентины разрешения зайти в туалет. Та молча кивнула головой.

В туалете занялась делом. Потом привела себя в порядок и, вымыв руки, прислонила их к  теплому радиатору, оглядывая чистую  комнату. Валентина хорошая хозяйка. В  наполненной водой ванной, раскинув «руки» лепестки, с удовольствием распластался бутон розы.

Вернулась на кухню. Там уже инициативу  в рассказах перехватила Надюшка.  По тому, что разговор о её бабульке дошёл только  до вторника, я поняла, что до моего несчастного случая на прошлой неделе  сегодня очередь не дойдёт. Моё свободное время подошло к концу. Я вынуждена прервать Надюшку  на четверге  и попрощаться со всеми. По дороге к селу Дзокко, к моей досаде, вспомнила, что опять забыла…

- Петя! Я всё-такито забыла твою розочку у Валентины в ванной, - сообщила я мужу после доклада о прибытии на место проживания. - Мы возвращались за нею в твою комнату, а теперь она осталась у Валентины. Так редко бывают у меня в руках цветы, что нет привычки о них вспоминать!

- Бедненькая ты моя! – сочувствует муж. И интересуется, - и что теперь будешь делать?

- Отпрошусь завтра у моей бабули, чтобы съездить за ней. Мне подвигаться нет проблем!