ПОХОРОНЫ.

 В феврале умерла Доменика. Всего сутки она побыла в коме и  умерла. Мне было её жаль. За исключением тех двух случаев, когда пришлось попереживать, мне с ней было хорошо. Она не заставляла меня работать ради работы. Гордилась моим желанием учить итальянский язык, рассказывала об этом всем и  приходящему навещать её  священнику тоже. Хорошо принимала Петра. Уважала моё увлечение спортом и взялась заниматься утренней гимнастикой лёжа в кровати под моим руководством.

- Я ни разу в жизни не делала гимнастику, - говорила она мне поначалу.

- Ничего страшного, - успокаивала я её, - начинать никогда не поздно.

В день её смерти я старалась не плакать и не расслабляться. Виттория была сильно расстроена, и всем распоряжался Анжело. От меня всё время что-то требовалась: это перенести, то убрать, здесь помочь.

И, как-то, я услышала за спиной:

- Даже не заплакала!

«Так! Это мне урок на будущее» - подумала я.

На похороны  был приглашен и Пётр, и мы вместе проводили в последний путь старую сеньору. Немало приятных минут было связано с ней.

После похорон меня поблагодарили за работу, сказали, что меня не гонят из дому. Я могу спокойно жить здесь же сколько угодно, хоть месяц, хоть два. И искать новое место. Итак, сроки определены, в месяц-два я должна найти работу и выехать из этого дома.

На два выходных я уехала в Сало к Петру,  в вагончик-бытовку при новой стройке, куда его перевёз хозяин, после, уже законченного дома в Нуволере.

Сало, красивый городок на берегу озера Ди Гарда. В годы войны немцы, оккупируя Италию, дошли до этого городка и остановились. Здесь им так понравилось, что они забыли о войне.

В следующие выходные  мы с Петром  – поехали в Венецию на Карнавал. Это была такая незабываемая смена обстановки!

Но отдых – отдыхом, а мы приехали сюда, не за этим. Я ищу работу. Опять приходится покупать её за немалые деньги.

 

ЕЩЁ ОДНА СТЕПУНЬ.

К концу января мы с Петром получили давно ожидаемую новость: на свет появилась наша первая внучка Катя.

С её появлением мы всей семьёй шагнули каждый на ступеньку выше. Моя мама – на четвертую, мы с Петром – на третью, Татьяна с Валерой, Саша с  Лесей и Артём – на вторую, а на первой - хозяйкой разлеглась Катя, пока что в одиночку.

В первых днях марта в парке, для наших знакомых, мы с Петром накрыли стол в честь новорожденной внучки. Я, продумала несколько смешных пунктов поздравления. В супермаркете купила леденцовые соски-пустышки. Из вещей Доменики взяла напрокат два огромных слюнявчика для стариков, которые им повязывают во время еды. Валентине заранее объяснила мой план  «крещения» новорожденных дедушки и бабушки.

К столу пригласили  из наших знакомых тех, кто был в парке в это воскресенье. Все интересные моменты застолья были сняты на фотоплёнку. Отснятую плёнку Пётр положил себе в карман куртки.

Валентина торжественно поздравила нас с продвижением по семейной лестнице, повязала старческие слюнявчики и воткнула в рот леденцы соски-пустышки. Получилось довольно смешно. Всех, почему-то, восхитили соски-пустышки. Гости с интересом их рассматривали. То ли в этот супермаркет не ходят, то ли не обращали внимания на этот товар.

Стол был обильный, а вина, даже, было с излишком. Вечером, когда я провожала Петра на поезд, он был необычно весел и  разговорчив.

В дороге, от выпитого вина, он заснул и чуть не проехал свою остановку. Обо всём этом я узнала из его звонка в тот же вечер. Голосом, полным отчаяния, он меня спрашивал:

- Вера! Посмотри у себя в сумочке отснятую  пленку. Я у себя не могу её найти. Может, она у тебя осталась?

- Нет. У меня, её нет. Ты её себе в куртку положил. Я это помню хорошо, потому что выпила меньше.

- И у меня, её нет. Как жаль! А там наша поездка в Венецию! Может она выпала из кармана куртки, когда я заснул в поезде? – слушала я расстроенный голос мужа.

- Ну, нет - так нет. Не смертельно. Не расстраивайся, - успокоила я мужа, и мы на том попрощались.

Если использовать термины военной хроники, ситуацию можно описать так:

«После упорных, винопролитных обмываний новорожденной внучки, дедом, по дороге от бабки, домой, была с успехом утеряна отщелканная пленка».

Потом, правда, на трезвую голову, пленка нашлась в одном из бесчисленных карманов куртки, доставшейся мужу по «наследству».

 

АНИТА.

Новая подопечная - Анита, старая женщина, пораженная болезнью Паркинсона, ровесница моей мамы. Мать троих детей и свидетельница гибели четвёртой семнадцатилетней дочери, что, видимо, не забывается никогда.

Я, наученная предыдущим опытом, оговариваю все условия моего труда и отдыха: зарплата, выходной день с восьми утра до восьми вечера, а также свободных  пол четверга, два часа перерыва днём, питание и проживание за их счет. На полчетверга  договариваюсь с Витторией о подработке в доме её сына.

Мне дали в служебное пользование велосипед, чему я была очень рада.  Теперь в моих передвижениях я была независима. К поезду в выходной день выезжала на велосипеде. В четверг на подработку и покупки в супермаркете для бедных делала на моём транспорте.  Плохо было во время дождя. Однажды в ливень, чтобы не намокнуть, я натянула на себя черные целлофановые мешки для мусора. Ехала по дороге и шелестела ими, как пугало на огороде.  Но таких случаев было немного.

На новом месте, в селе Дзокко, как и в городке Палаццолло, в свое свободное время продолжала изучать окрестности. Местность везде ровная, никаких тебе горок. Катайся и наслаждайся! Смогла попутешествовать по округе, на сколько хватало двух часов. Короче, я реализовывала мои детские желания и мечты.  

 

 

 

 ОЛЯ.

 В мае в Италию приехала поработать  моя племянница Оля. Появилась проблема найти ей работу.

Пыталась звонить по объявлениям в газете. Один раз попалось подходящее предложение: для больной требовалась сиделка. Позвонила. Мужчина, представился:

- Марко.

Он не скрывая, дал понять, что ищет себе подругу, а маме -   помощницу. Когда узнал, сколько Оле лет, то загорелся встретиться с нею.

Встретились. Мужчина повёл нас в бар. Посидеть, поговорить выпить по чашке кофе.

Ему сорок четыре, Оле двадцать шесть. Марко считал, что она  как раз ему подходящая кандидатура в подруги, но по моим глазам понял, что мне так не кажется.

- Ты считаешь, что я стар  для неё? – спросил он меня напрямую.

- Ты выглядишь хорошо, - начала мямлить я, а про себя проклинала самонадеянного мужчину. – Но Оле нужна работа, с заработком.

Переговоры ни к чему не привели.

Самым подходящим вариантом было – поставить Олю на моё место. Взялась уговаривать  больную, а также  её  родственников. Те долго возражали. Молодую, неопытную девушку, не вырастившую ни одного ребенка, они не представляли в роли сиделки.

- У нас молодые этим не занимаются, - был главный аргумент, против этой замены.

- И у нас люди разные. Но Оля – трудяга. Она сможет всё, - убеждала я родственников, потому что знала мою племянницу.

После долгих дебатов они согласились, и Оля приступила к обязанностям сиделки и санитарки при Аните.

 

ОЧЕРЕДНАЯ ПОПЫТКА.

А я попыталась в Брешьи найти работу по часам и каким-то образом объединиться с мужем.

 К началу лета дом в Сало, на берегу красивого озера, при котором в бытовке жил Пётр, уже был закончен. Пётр перебрался в Брешью на квартиру, где из жильцов  держали в основном мужчин.

Я нашла койко-место  в доме  у одного пакистанца Ахмеда. Большая трёхкомнатная квартира. В одной комнате живёт он со своей семьёй: жена, вечно закутанная в покрывало, и трое или четверо детей, в основном сыновья. В две другие  комнаты хозяин берёт постояльцев, при чем только женского рода.

В самой большой комнате были установлены три двуспальные кровати и диван. На этих кроватях вповалку ночью  спали женщины. Днём они ходили по городу в поисках работы. Здесь же жили и те, кто находил что-то временное. Им после работы нужно было где-то отдохнуть, но при такой большой толпе – десять-двенадцать человек в комнате, сделать это было сложно.

В туалет всё время были очереди.

Двое старших сыновей хозяина, мальчишки восьми и десяти лет имели хобби: подглядывать за женщинами в туалете. Для этого они там соскребли краску со стекла двери, выходящей на балкон.

Эти сопляки не стеснялись шипеть на наших женщин, повторяя, по-видимому,  слова их матери:

- Проститутки!

Мне попадалась временная работа. Надо было запастись терпением и искать работу в частных домах. Искала, также жильё для нашего совместного проживания.

Однажды спросила об этом Ахмеда:

- Я хотела бы снять комнату. Не знаешь, случайно, где можно её найти?

- Знаю. Один мой друг, его зовут Назир, недавно купил себе квартиру и сдаёт одну комнату.

- И сколько стоит одна комната в месяц?

- Шестьсот тысяч лир. Нормально? 

Это было ещё как нормально. За койко-место в общежитии мы платили по десять тысяч лир  в день. Это была как раз цена за двоих в месяц, но с той  прекрасной разницей, что комната на двоих и больше никого!

- Хорошо. И как я могу с ним познакомиться?

- Завтра я тебя с твоими вещами перевезу к нему, - идёт мне хозяин навстречу, чтобы помочь своему другу.

«Ух, ты! Даже берётся перевезти меня к нему!»

- А  моего мужа с другой квартиры, не мог бы заехать и забрать с вещами? – пытаюсь использовать его доброту на всю катушку.

- И мужа заберу, - весь светится добротой благочинный мусульманин.

 

 

ЗОВ ПРЕДКОВ.

В назначенный на переезд, день я работала в соседнем городе Верона. Там, на одной фабрике мыли и чистили от гари после пожара лабораторию. По этому случаю набрали временных работниц. И я попала в это число.

Как назло, в этот день, работодатель с утра предупредил нас, что, вечером, домой, мы  должны будем добираться своим ходом, то есть поездом. Конечно же, на нужный нам рейс, мы, всей бригадой, опоздали. Пришлось дожидаться следующего, через час.

Я нервничала. Человек взялся меня и моего мужа подвезти, а я так опаздываю!

В Брешьи на вокзале сажусь на первый, идущий в мою сторону, рейсовый  автобус. В дороге впереди  вижу нужный мне номер. На «чистом» итальянском обращаюсь к водителю и объясняю ему, что очень тороплюсь и что вон тот автобус мне нужен. На моё счастье, этот водитель меня понял, посочувствовал, и  даже остановил машину в неположенном месте. Из желания помочь, посигналил в след своему коллеге, который у памятника Гарибальди,  поворачивал налево.

Так, как я бежала в тот вечер, мне не удавалось бегать даже в детстве на уроках физкультуры.  Думаю, что рекорды нужно делать на голодный желудок.

Автобус я догнала, даже постучала ладошкой в уже закрытую заднюю дверь. Но, видно, водителю было лень протянуть руку к кнопке открывания двери, и он протянул ногу к педали газа. Опоздала ещё раз! Вот досада! Следующий автобус, в силу позднего вечера, будет только через полчаса. Что же делать?

И тут, какой-то внутренний голос, мне подсказывает:

«Нужно скакать!»

«В смысле  - бежать?» -  уточняю я.

«Ну, это на твой выбор» - отвечает мне тот же голос.

«Ну, да. Стоять на месте - выше моих сил, бегать вокруг павильона остановки - глупо. Нужно бежать вперед» - соглашаюсь я, смутно подозревая, что в той, моей прошлой жизни, я была лошадью, ломовой. Но и эти же, тоже, бегали. И этот внутренний голос какой-то прапралошади – зов предков. Кроме того, я и родилась в год Лошади.

И я сорвалась с места в аллюр, в смысле -  побежала. На первом светофоре, а он был в тридцати метрах от остановки, я почти догнала автобус. Но водитель, как только загорелся зелёный свет, так нажал на газ, как будто испугался, что какая-то единственная лошадиная сила, может посрамить весь табун  автопарка Брешьи

Бегу по тротуару. Тут, боковым зрением замечаю, что  рядом со мной с той же скоростью едет какая-то машина. Из её  окошка торчит голова и о чём-то меня спрашивает. Чаще всего из машин у пешеходов спрашивают,  как проехать в то или иное место. Я приготовилась сказать давно заученную по-итальянски фразу. Смысл её в переводе означал, примерно, следующее:

«Та, я не местна. Я з Котовська. Я тут у вашiй Брешi нiчого не знаю».

А голова из машины мне говорит:

- Сеньора! Вы так торопитесь, давайте мы вас подвезём. Мы ездим по городу от безделья. Не знаем, куда себя деть. Нам без разницы куда ехать.

От, неожиданности предложения, я остановилась  в нерешительности. Не иначе опять она,  мой ангел-хранитель, моя прапралошадь, решила помочь мне, послав  «табунчик» добрых предков. И я, сказав вежливое «спасибо», села к ним. В машине семья – папа за рулём, на заднем сиденье мама и взрослая дочь.

Мне предоставили место на переднем сиденье. Под волной эмоций, повторила ещё пару раз «спасибо» и попыталась рассказать им о силе моих чувств:

- Я так …- и запнулась, дальше не зная подходящего итальянского слова.

Мама пришла мне на помощь:

- Взволнована, - подсказала по-итальянски она.

- Да, я так взволнована, вашим вниманием и   благодарна вам за помощь, - закрепила я фразу с новым, для меня, словом.

Конечно же людям интересно куда я так тороплюсь. Я объяснила им о нашем готовящемся переезде.

Они мне рассказали, что только что вернулись из поездки по  Греции.

- Там люди такие добрые и отзывчивые, не то, что у нас - с грустью добавили они.

- Но вы же мне помогли! И в Италии есть добрые люди, - составила я фразу и, надеюсь, они меня поняли.

В дороге меня догнал звонок от Валентины. Она поздравляла меня с днём рождения и спрашивала как у нас дела. Я поблагодарила её за поздравление, сказала пару слов о переезде и извинилась, что не могу долго говорить, потому что еду в машине с итальянцами.  Невежливо при иностранцах говорить на языке, который они не понимают.

Перевела смысл разговора моим благодетелям и  получила ответное поздравление с днём рождения. И комплимент, что на  эти года я не выгляжу.

Всё-таки нужно меньше есть! 

А автобус, с помощью моих предков, я все-таки обогнала!

 

У НАЗИРА.

Так мы, как раз в мой день рождения, шестого сентября к половине двенадцатого ночи переехали в отдельную нашу комнату. Три дня жили, наконец-то, объединённой семьёй. Пётр рано утром уходил на работу, а вечером возвращался домой, а я его там ждала. На четвертый день  наша эйфория закончилась. Пришел Ахмед и внёс коррективы:

- Ты не правильно меня поняла: шестьсот с каждого. Платите, или мы вам подселим ещё людей.

Так наша отдельная комната опять превратилась в общежитие. Нам пошли навстречу и разрешили самим поискать себе сожителей. Делать нечего я, как более свободный человек,   нашла в парке, и привела к нам в комнату семейную пару Лену и Виктора. До Италии и дефолта они работали  в Донецке    предпринимателями.

Однажды в гости к Лене с Виктором пришли их знакомые муж с женой - Юля с Валерой, русские из Молдавии.  У нас завязывались новые знакомства.                       

К началу октября пришла неожиданная помощь со стороны настоятельницы одной церкви Розы-Марии. Она, по зову сердца, взялась заниматься благотворительной деятельностью – устраивать, желающих работать, «туристок» в итальянские семьи. Правда потом розовый цвет зова сердца, сменился серым цветом реальности. Народ за помощью шел разнообразный, каждый со своими дефектами характера. В результате, в лексиконе набожной монашки, появились такие слова: «Проститутки, воровки, грубиянки, лентяйки».

 По телефону  настоятельница коротко рассказала мне о семье и дала номер мобильника Виржинии, дочери престарелой персоны. Мы созвонились.

 

ВИРЖИНИЯ

Она встретила меня  в центре города. Энергичная стройная женщина, ей почти пятьдесят четыре, не замужем, но не теряет надежду выйти за кого-нибудь богатого, меньше ей не надо. Занята на работе целый день и ослабевшей мамой заниматься некогда. В машине по дороге к их дому оговариваем условия работы. Я как, уже опытный человек, загибаю пальцы: зарплата по максимуму для нашей рабочей категории – миллион шестьсот, два часа в день перерыва, при чем полчаса я хотела бы взять с утра, чтобы сделать зарядку с пробежкой. По опыту знаю, что это может  быть единственный глоток свежего воздуха, а также редкие минуты свободы, без надзора. Выходной – воскресенье с восьми утра  до восьми  вечера. На Новый год прошу всю ночь, так как у нас традиция такая.  В питании предпочитаю овощи и фрукты.

Виржиния согласно кивает головой. Все условия приняты. Я довольна. Воодушевлённая успешными переговорами, пытаюсь спросить разрешение стирать Петру вещи их машинкой. На это Виржиния говорит, что должна подумать.

От меня требуется следить за домом и ухаживать за мамой. Это как раз тот случай, когда нужны мы: убрать, накормить, постирать, погладить, сопроводить на прогулку старого человека. Быть с ним целый день. Работа не тяжёлая, но нудная  и напряжённая – ты всё время под чьим-то взглядом, в чьём-то подчинении.

Зашли в маленький уютный домик. Виржиния познакомила со своей матерью больной восьмидесятилетней старухой по имени Тереза.

Петра моего в этом доме, в отличие от дома Виттории, здесь  видеть не хотели. Один раз Виржиния пригласила его для знакомства: «На пару каштанов». Так звучит, конкретно в нашем понимании, приглашение поесть вместе  эти жареные плоды. Пётр съел два каштана, запил их красным вином и смотрел голодными глазами на Виржинию, как она доедала всё остальное. Я, из соображений сохранения фигуры, тоже  была умерена в еде.

- Я бы ещё съел, да она ведь сказала: «Пару», - жаловался потом мне Пётр.

Это был единственный раз, когда Виржиния захотела пригласить Петра. Больше приглашений не последовало и расположения к нему не возникло.

 У меня появилась проблема, как ему постирать. Пыталась делать это втихомолку, в отсутствие дочери, но и бабка не была выжившей из ума дурой. За мной следили. Пару раз я все-таки постирала его вещи, и это вызвало недовольство дочери.

Однажды, чтобы развлекать свою маму, Виржиния дала мне книгу одного итальянского писателя Гуарески, сборник рассказов «Семейный вестник». В книге главными действующими лицами были  члены семьи писателя. Даже их имена не были изменены. Писатель с юмором рассказывал о событиях, которые происходили у них в доме что-то немного преувеличив для смеха.

Первый же рассказ мне очень понравился. Прочла его старушке. Но она, по-видимому, его уже читала. Выслушала, из вежливости, мои заикания по-итальянски, но больше слушать не захотела.

А я увлеклась. Читала во время дневного отдыха бабули. Дело не двигалось быстро, потому что нужно было всё время переводить со словарём, но рассказы нравились. С большим интересом перевела короткую биографическую справку о писателе и с удивлением обнаружила, что комедию по его книге «Дон Камилло», о попытках построения социализма в Италии,  я уже видела и, не раз, у нас по телевизору. Там в главной роли священника Дона Камилло снялся знаменитый француз с лошадиной челюстью Фернандель.

Тереза слушать не любила, она предпочитала общаться. Ей больше нравилось сочувствовать мне:

- Так говоришь, у вас работы нет?

- Не совсем так, - в который раз объясняла я, - работа есть, но за неё не платят.

- Не платят! Надо же! Человек работал, работал, а ему не платят. Как не справедливо. А у нас не так…

И так могло продолжаться долго. Она продолжала «сочувствовать» на все лады, капая мне на мозги.

Однажды, во время одной из прогулок, когда мы с нею были как раз в «струе» этого разговора, нас пришёл навестить внук бабули, сын младшей дочери.

- Как у тебя дела на работе? – спросила внука любящая бабушка.

- Бабуля! Я целый месяц отработал, а хозяин не хочет платить зарплату, - пожаловался расстроенный внук.

Тереза крякнула, хмыкнула, сказала задумчиво: «Однако!», и со мной к теме о несправедливости невыплаты заработанных денег больше не обращалась.

 

11 СЕНТЯБРЯ 2001 ГОДА.

Это страшное событие меня застало утром, в мой выходной, на квартире у Назира. Я приехала туда повидаться с Петром. Войдя в огромную кухню я поздоровалась с хозяином, его братьями и друзьями. Хотела пройти быстро в комнату Петра, но меня удивило то, что они что-то необычно внимательно смотрели по телевизору. Это не были их обычные пакистано-индийские  музыкальныно-танцевальные видики с артистами в теле. Репортаж шёл на итальянском. Заинтересованная, я остановилась взглянуть:

«Что эти пакистанцы так внимательно смотрят там?»

То что я увидела, меня ошеломило и ужаснуло.

Сначала я подумала, что это несчастный случай, самолёт, по какой-то технической неполадке, по нелепой случайности, сбившись с курса врезался в небоскрёб.

Стояла и смотрела, открыв рот. Записи повторяли одну за другой. Постепенно из объяснений комментаторов я поняла, что это террористический акт и пассажиры самолёта успели сделать несколько звонков своим родным и близким. Сожаление, по поводу несчастного случая, сменилось недоумением, раздражением и неприятием этой дикости.

Пакистанцы, с надеждой на наши вечные политические разногласия между США и  бывшим СССР, спросили:

- А  вы, как относитесь  к Америке и американцам?

- От политики  я далека, - ответила я. -  Но, очень не хотела бы, чтобы там, в это время, был кто-то из моих родных. Мне  жалко всех погибших. Я против таких мер.

Они, видимо,  рассчитывали найти понимание и радость с нашей стороны.

Как я жалею сейчас, что не спросила у них тогда:

- А вы, как относитесь к этому?

 

ТУРИСТЫ.

Лето и осень 2001 года мы  с Петром и Олей посвятили туристическим поездкам по близлежащим от Брешьи  городам.

Проехались по красивейшему озеру Ди Гарда.

В славной Вероне посетили древнюю Арену, наподобие Колизея в Риме, и  домик Джульетты. Если есть легенда, почему бы не организовать её дом? Так решил муниципалитет, вложил деньги и теперь их возвращает с отдачей.

Съездили в городок Пескиеру, на американские аттракционы и остались довольны.

В городе Кремоне, с удивлением обнаружили, памятник мастерам, производящим скрипки. Оказывается, здесь жили знаменитые скрипичные  семейства  Амати, Гварнери, Страдивари.

С наступлением холодов наши  поездки прекратились.

 

ГРУСТНЫЕ НОВОСТИ.

Как-то декабрьским воскресеньем мы встретились  на вокзале Брешьи с  Олей, на бусиках купили свежие газеты, и пошли  к Петру на квартиру.

На кухне у Назира, как всегда в выходные, сидела куча его родственников мужчин.

Вошли, поздоровались. Представили хозяину, а так же всем присутствовавшим,  нашу племянницу и проследовали в комнату Петра. Молодые пакистанцы, увидев молодую, черноглазую, стройную девушку оцепенели.

Мы с Олей  на кухне сообразили кое-что на обед. Поели в комнате. После обеда  затихли, читая газеты.

Наше внимательное чтение было неожиданно прервано одним любопытным молодым пакистанцем, который, без стука, резко открыв дверь, заглянул в комнату. Что уж он рассчитывал увидеть, при их узаконенном многоженстве, не знаю, но его ждало горькое разочарование: мы всего лишь читали. Кстати, их всех с газетами я ни разу не видела.

В тот день, в «Фактах» на первой странице, я прочла заметку о кораблекрушении. Среди пропавших  без вести во время морского шторма, было названо имя моряка Ялтинского флота Третьякова. Я знала, что отец одноклассника нашей Татьяны, Алексея, был моряком в Ялте. Фамилия не такая уж распространенная. Бросилась звонить дочери, чтобы уточнить. Она об этом ещё не слышала и удивилась.

Оказалось, семья моряка только то и знала, что он пропал без вести. Третьяков старший так и не вернулся из рейса. Его сын Алексей стал сиротой, а его маленькая и милая жена -  вдовой.